ВЛЮБЛЕННЫЙ

( баллада)

От халвы и до колец –
Всякие товары
Торговал лихой купец
В лавке у базара.

У него была одна,
Ежели рассказам
Давним верить,
Слабина –
Был он ловеласом.

К лавке стоило свернуть
Женщине пригожей, -
Чтоб понравиться ей, чуть
Он - вон лез из кожи.

«Вот набат, а вот халва.
Сам бы ел - так сладко!»-
И нашептывал слова
О любви украдкой:

«Как увидел вас, в душе
Разгорелось пламя.
Издали давно уже
Я любуюсь вами.

Видите, как я богат?
Золото и ткани –
Все отдам за нежный взгляд,
За одно свиданье!

Горе мне я одинок.
Нет судьбины злее!..
Если бы я только мог
Вас назвать моею!..»

В покорении сердец,
Я скрывать не стану,
Превзошел давно купец
Даже Дон – Жуана.

Сжав от злости кулаки,
Про купца сердито
Говорили земляки:
«Мерзкий волокита!»

А ему и горя нет…
Как – то возле двери,
Затмевая белый свет,
Появилась пери.

Так свежа и хороша,
Что от восхищенья
У купца пришла душа
В страшное смятенье.

Побежал за пери вслед
До конца квартала.
Девушки прекрасней нет.
Где она пропала?

И затосковал джигит,
Хмурился сурово,
Сон забыв и аппетит,
Жаждал встречи новой.

С удивленьем думал он:
«Нету с сердцем сладу.
Неужели я влюблен
С первого же взгляда?»

Встретившись однажды с ней,
Попытался тщетно
О любви сказать своей,
Яркой, беззаветной.

Вместо задушевных слов
Бормотал уныло:
«Я для вас на все готов.
Жизнь без вас – могила.

Горе мне, я одинок.
Нет судьбины злее!...
Если бы я только мог
Вас назвать моею!...

Я вам буду верный друг!»
«Как я вам поверю,
Что бы вы –
Влюбились вдруг?» -
Улыбнулась пери.

«Вы прекраснее цветка.
С вами кто сравнится!»
«Жаль, не видели пока
Вы мою сестрицу.

Ясноока и стройна.
Если я красива,
То, поверьте мне, она –
Истинное диво…

Да она там, за углом…»
Не сказать словами,
Что случилось тут с купцом, -
Догадайтесь сами.

Побежал купец – смотреть.
И аж взмок от гнева:
Там брела, страшна как смерть,
Ведьма, а не дева.

Побежал обратно он:
Зря вы надо мною
Пошутили.
Я пленен
Вашей красотою».

«Пошутила – чтоб ясна
Для не распознавших
Стала истая цена
Чувствований ваших».

И смеялись все кругом
Чуть не до упаду.
И сказали:
«Поделом!
Так ему и надо!»

ТАЛИСМАН ЛЮБВИ

(баллада)

И дом хорош у чабана,
И сам хозяин справный.
Одна беда: его жена
На диво своенравна.

Им жить бы, молодым, душа,
Как говорится, в душу.
Так нет! На все лады Айша
Честит сварливо мужа.

И Оразбай хорош! Ему
Терпенья не хватало.
Короче, каждый день в дому
На весь аул скандалы.

И совестили земляки
Супругов бестолковых:
«Вы словно кровные враги.
Два петуха бойцовых!»

Союз их был на волоске,
Когда, скорбя об этом,
Айша однажды к Шереке
Явилась за советом.

Сквозь слезы горькие она
Бранила Оразбая:
«Ведь я отличная жена,
И ленью не страдаю.

По всем статьям я хороша, –
И, засверкав очами,
Степенно повела Айша
Прекрасными плечами. –

Так почему у нас разлад?
Мой муженек бедовый
Во всем, конечно, виноват,
Достался непутевый.

И впрямь живем как два врага!
А что быть может хуже!
Дай талисман мне, кайнага,
Чтоб он исправил мужа».

Упрашивала битый час
С такой надеждой жадной,
Что сдался старый Шернияз
И согласился: «Ладно…»

И на листке он написал:
«Не знаю заклинаний,
Но точно знаю, что скандал –
Дитя непониманья.

Своею не кичись красой.
Не красота, участье,
Любовь и жертвенность собой –
Залог людского счастья».

Усмешку спрятав, аксакал
Сложил записку втрое.
«Вот талисман мой, –
Он сказал. –
Ступай. Аллах с тобою.

Начнет скандалить Оразбай –
Ты сразу что есть силы
Зубами талисман сжимай.
«Желанный мой и милый», –

При этом повтори семь раз
Ты про себя. И скоро
Изгонит талисман у вас
Из дома злые ссоры».

И как отрезало с тех пор –
Ни одного скандала!
И ни больших, ни мелких ссор
У молодых не стало.

И хоть в дому покой и лад,
Они хранят однако
Зеницей ока, говорят,
Волшебную бумагу.

ДУША МАТЕРИ

          I
“Ты чего, Мамык, грустна?» -
Я спросил однажды.
И понурилась она:
«Я устала страшно.

Чтоб ни в чем не знала дочь
Никогда отказу,
Я тружусь и день и ночь,
Отдыха не часу.

Невеселое житье,
А теперь немало
Говорят мне, что ее
Я избаловала.

Может, так и есть оно.
Но свои я годы
Детства помню, как кино,
Где одни невзгоды.

Сиротой сама росла,
Натерпелась боли.
Без отцовского тепла
Жалкая недоля.

На ровесников своих
С завистью глядела,
Если есть отцы у них,
Жизнь – иное дело.

Память об отце храня,
Замуж вновь не вышла.
Мама…Всё и у меня
Так же сложно вышло.

С малой дочкой на руках
Стала я вдовою.
Что сказать о тех годах,
Попранных войною!

Было всем тогда невмочь.
Разве бы одна я
Вырастить сумела дочь?
Нет! Я точно знаю.

Помогала мне страна,
Как могла, в ту пору.
А закончилась война –
Время бед и мора,

Начали мы легче жить.
Как была я рада,
Научившись вскоре шить
Женские наряды!

И сейчас я вечно шью,
Часа нет без дела.
И конечно, дочь свою
Куколкой одела.

Чтоб у Розочки моей
Жизнь была не хуже,
Чем у всех других детей.
Хоть живу без мужа, -

Не жалела я труда.
Трудно было с нею.
Баловала?
Видно, да,
Сироту жалея.

Стоит только где-нибудь
Ей призадержаться,
Лезет в голову мне жуть,
Некуда деваться!

И смотрю,
Когда темно,
Я, переживая,
То на дверь,
То на окно:
Где моя родная?

И вчера я допоздна
За шитьем сидела.
Но когда пришла она,
Я похолодела.

Словно дружбы нет у нас,
Хмуро встала рядом,
Губы сжаты, а из глаз
Слезы льются градом.

Говорю я:
«Что стряслось?
Что за вид ужасный? »
А она в ответ:
«Небось
Знаешь все прекрасно.»

* * *

Глаза горят, как угольки,
Румянцем пышут щеки.
«Мне душу, доченька, не жги.
Бранили на уроке?

Обиду кто-нибудь нанес?
Скажи мне-
Правду только».
А Роза, сморщившись от слез,
Рыдала горько-горько.

«Скажи мне, кто обидел? Кто?
Ты колешь без кинжала
Слезами грудь мне!»
«Ты…за что…
Меня оклеветала?»

«Я? Боже, что за ерунда!»
«Сказала, что тебе я
Не помогаю никогда,
Ни каплю не жалею,

Что я упряма, как осёл,
Капризна и так далее…
И вот - в приеме в комсомол…
Мне нынче отказали!»

«Вот что!…
Мне встретилась Айша.
Я говорила, верно,
Что у меня болит душа:
Ты стала очень нервной.

Что часто бегаешь в кино,-
Пожалуй, слишком часто.
И что ведешь себя давно
Ты в доме как начальство.

Но ведь она сто лет уже
Мне близкая подруга.
Задам как следует Айше
Я за такую муку.

Неужто в школе языком
О нашем разговоре
Она трепала?…
О таком
Не думай, дочка, вздоре.

К директору пойду сама
Я завтра же и быстро,
Всех доведу их до ума,
А нет – пойду к министру!

Все будет хорошо, поверь.
Переживать не надо!»
«За те слова тебе теперь
Со мной не будет сладу!

Ты пожалеешь,
Так и знай!» -
Ушла, собой довольна…
И тут явился Торебай –
Её учитель школьный.

          II
Я начал с ноты болевой
Речь о семействе этом.
Отец шалуньи молодой
Известным был поэтом.

Большого сердца человек,
Высокого полета,
Чей взор объял
Минувший век,
В глубины и высоты

Родного языка проник,
Служил пером Отчизне.
И верной спутницей Мамык
Была поэту в жизни.

Достойных множество парней
Томилось и вздыхало,
Мечтая о любви по ней,
А ей и дела мало.

Она поэту отдала
Свою судьбу и руку.
И пыткою для них была
Малейшая разлука.

Два нежных сердца
Бились в лад
Светло и беззаветно.
Всегда встречал,
Сияя, взгляд
Луч радости ответной.

И лучшие стихи свои
Поэт создал в ту пору.
Он прославлял огонь любви,
Родимые просторы.

И в каждом проявлении зло
Жег пламенем сатиры.
Клеймил пороки тяжело
Разил все скверны мира.

Попарно рифмовал поэт
И слал в дозоры строки,
Как пограничников в секрет
На главные дороги.

И воины Мырзагали,
Прекрасные солдаты,
Покой Отчизны берегли
Недреманно и свято.

И сам поэт,
Забыв про сон,
Склонившись над бумагой,
Являл, как смелый гарнизон,
Воспетый им, отвагу.

«Устал ты.
Отдохнуть пора! –
Мамык пеняла рьяно. –
Ты – как твоя же Айкара,
Прошедшая барханы».

«А ты живешь, как Хурзия,
Наперекор преградам».
« Зато тебя считаю я
Отважным Ерполатом».

Мырзагали с Мамык порой
Сидели до рассвета.
Тогда прекрасною рекой
Текли стихи поэта.

Ей самой первой он читал
Свои произведенья,
На суд любимой отдавал
Плод каждый вдохновенья.

И складывались дни в года:
То солнечно, то грозы…
Как счастлив был поэт, когда
На свет явилась Роза!

Бессчетно посвятил он ей
Стихов.
«Цветок прекрасный,
Расти, красавица, скорей!» -
Он повторял ей часто.

Четыре годика всего
Прелестной Розе было,
Когда кошмарная его
Беда свела в могилу.

И сразу же, в единый миг,
Ушла из дома радость,
И горе горькое у них
В стенах навек осталось…

* * *
Итак, продолжим наш рассказ
С прихода Торебая…
Вернулась в комнату тотчас
Шалунья молодая.

«И он пришел меня ругать», -
Подумала девчонка.
С обидой на родную мать,
И отошла в сторонку.

Спросил учитель:
«Почему
У Розы вид унылый?
Скандал произошел в дому?»

«Нет, что вы: -
Возразила
Мамык решительно: - Сейчас
Мы, правда, горевали.
День огорчительный у нас…
Ведь Розе отказали…

Болтали мы с Айшой, шутя,
А та по злобе, что ли,
Ком грязи про мое дитя
Наговорила в школе.

Вы ей обязаны помочь
Во что бы то ни стало».
Так, выгораживая дочь,
Мать истину скрывала.

* * *

Торебай сказал:
«Вы — мать,
Свято ваше чувство.
Но я должен вам сказать,
Как это ни грустно,

Ваша дочь себя ведет
С каждым днем капризней.
Ей, не знающей забот,
Трудно будет в жизни.

И напомнить ей о том
Было бы нелишне...»
Всхлипнула Мамык тайком
И на кухню вышла.

На стене висел портрет.
И на Торебая
Пристально смотрел поэт,
Словно изучая.

И уста Мырзагали
Трепетали, словно
О красе родной земли
Прошептал он слово.

И стараясь превозмочь
Немоту, казалось,
Выражал его на дочь
Взор любовь и жалость.

И пока хозяйка чай,
Двигаясь неслышно,
Накрывала, Торебай
Встал у полки книжной.

И тогда одну из книг
С грустной, непогасшей
Нежностью сняла Мамык:
«Вот — о дочке нашей:

Дитя мое, дитя родное
Бегущая сквозь сердце кровь.
Дитя, чье имя золотое —
Вовеки нежность и любовь.

Таким полны глазенки светом,
Как будто маргию дарят.
Любой становится поэтом,
В кого проникнет детский взгляд.

В прекрасном личике младенца—
Вся солнечная красота.
Глядишь — цветок взрастает в сердце,
И пробуждается мечта».

Написал стихов таких
Мырзекен немало.
С ней всегда был
Ласков, тих.

Ежели, бывало,
Он по надобе какой
Уезжал, сильнее
От разлуки не со мной
Тосковал, а с нею.

Уходя в последний раз,
Дважды от порога
Возвращался —
Дать наказ
Нам перед дорогой.

Помню я его шаги
И слова прощанья;
«Нашу дочку береги!» —
Словно заклинанье.

А потом...
Иду домой
Я однажды вскоре.
Смотрят встречные с такой
Еле скрытою тоской,
Что я чую: горе.

Кто ни глянет на меня —
Боль сквозит во взоре.
Стало меркнуть солнце дня,
Чувствую я: горе.

Словно неба надо мной
Голубое море
Затуманилось грозой,
Сердцем знаю: горе.

Всех перебрала родных —
Приключилось что-то,
Видно, с кем-нибудь из них.
Что же за невзгода?

Удрученный аксакал
В дом зашел со мною
И негромко мне сказал:
«Я пришел с бедою.

Трудно будет,
Но держись.
Не поддайся року.
Только раз дается жизнь
И одна дорога.

Сколько б кто
Ни прожил лет.
Человеку — мало.
А бессмертных в мире нет,
Нет, и не бывало.

Обрывается тропа
Рано или поздно.
Твой супруг...
Его судьба
Оказалась грозной

Словом, самолет его...»
Больше не слыхала
Я уже ни одного
Слова аксакала.

Помертвело всё во мне.
И без чувств со стула
Я безвольно по стене
На пол соскользнула.

Так и стала сиротой
Роза...» — и надолго,
Слепо глядя пред собой,
Женщина умолкла.

Торебай вздохнул: «Беда
Ваша мне понятна.
Очень трудно жить всегда
С болью незакатной.

Хорошо, вы не одна.
Дочь — в беде услада.
Как восприняла она
Страшную утрату?»

«Девочка была мала.
И как все на свете
Дети, Роза не могла
Знать законы смерти.

— Где отец?
Когда придет? —
Спрашивала строго.
То стояла у ворот,
Глядя на дорогу.

Или сядет у окна,
Никуда ни шагу,
Спать зову,
А мне она:
— Без отца не лягу!

Как-то вышла за водой,
Слышу от колодца:
Роза с криком:
— Папка мой! —
Плачет и смеется.

К ней, ведро забыв, бегом
Кинулась — и что же? —
Это по ошибке в дом
Заглянул прохожий.

Трудно девочка росла,
Улыбалась редко...
А теперь вот принесла
Горе нам соседка!

Навредила нам Айша,
Наболтала, злюка!
Боже правый, хороша
Верная подруга!»

Торебай вступился:
«Нет, Вам Айша хотела
Лишь помочь».
«Где зло и вред,
Где — благое дело,

Мы умеем различать».
И учитель глядя
На неё, подумал:«Мать
Бьется за дитятю».

«Не волнуйтесь,—
Молвил он.—
Верю: ждать недолго.
Ваша дочь — я убежден! —
Станет комсомолкой!»

А Мамык скорбит в слезах:
«Ждать, конечно, буду...
Что со мною?..
Ночь в глазах...
Кажется, мне худо...»

«Я — за «скорой»,—
Торебай
Убежал. Рыдая,
Дочь кричала:
«Не бросай
Ты меня, родная.

Мамочка, не уходи
От меня в больницу.
Всё дурное позади —
И не повторится.

Поняла я всей душой:
Тяжело жила ты.
Стыдно мне!
Перед тобой
Очень виновата.

Самое себя виня
За капризы, плачу.
Мамочка, прости меня!
Будет всё иначе!..»

* * *
Завершая свой рассказ,
Я добавлю только:
Роза выросла сейчас,
Стала комсомолкой.

Не нарадуется мать:
Дом ее вечерний
Роза стала украшать
Ласкою дочерней.

ВСТРЕЧА

(Баллада о бойцах)

Она взглянула на меня пытливо,
И будто молнией меня прожгло,
Её глаза жемчужного отлива
Мне подарили ласку и тепло.

- Да Вы ли это? – Врач взяла путевку.-
Какой попутный ветер Вас занес? –
Я был смущен, мне стало вдруг неловко:
Ко мне ли обращен её вопрос?

В Крыму доводилось быть мне ранее,
Я этих гор не видел никогда.
Но этот голос! Он мне сердце ранил
И воскресил минувшие года.

Ужель и впрямь я мог забыть такое?...
Знакомый лоб, крутых бровей разбег…
Она - мое далекое былое,
Она - мне самый близкий человек.

И мысли хлынули неудержимо,
Преодолев нелегкий перевал.
В объятиях солнца ласкового Крыма
Я книгу памяти перелистал.

                              ***
                                                   В 1943 году…
Мороз крепчал. В лицо мела поземка,
А мы с боями двигались вперед.
Весь наш багаж – солдатская котомка
Да все, что сокрушает, режет, бьет.

В оврагах, в балках – враг, везде засады,
Немилосердно косит смерть друзей,
Она – кругом, она гуляет рядом,
Дрожит земля от вражьих батарей.

Нас в клещи взять пытаются фашисты:
То справа бой, то слева их порыв,
Порой их натиск яростно неистов,
Но не иссяк наш воинский порыв.

Свинцовый шквал. Редеют наши роты.
Опять укрылся враг за высотой,
Он пятится под натиском пехоты,
И с новой силой нарастает бой.

Шестые сутки рвемся мы на Запад,
Выходим к лесу на исходе дня,
И здесь под взметом вражеского залпа
Шальной осколок отыскал меня.

В ушах как будто загудели трубы,
Земля качнулась, грузно наползла,
Беззвучно прошептали что-то губы,
А дальше – холод, забытьё и мгла.

И вот опять затеплилось сознанье,
Я смутно ощутил земную твердь,
Кольнула мысль до слёз, до содроганья:
«Ну вот и за тобой явилась смерть».

Потом рождался бред тягучей нитью,
Меня несли… Хотел я крикнуть: «Стой!
Я жив ещё, в могилу не кладите!...»
Но рот сковало тяжкой немотой.

И снова бред. Запасы сил иссякли.
Теперь уже не страшен я врагу.
А кровь моя, стекавшая по капле,
Зловеще остывала на снегу.

Меня опять несут… Чужие плечи…
Несут с трудом, согнувшись на спине,
Пусть тяжко ранен я, пуст покалечен,
Но жить и только жить хотелось мне.

В овраг спустились, сразу тихо стало,
Не рыщет больше смерть над головой.
Лишь кто-то дышит хрипло и устало,
Неся меня заснеженной тропой.

Меня кладут на розвальни… Укрыли…
С трудом приподнимаю тяжесть век.
Передо мной солдат. Скажи, не ты ли
Спаситель мой, хороший человек?

Быть может, я в горячечном ударе?
Иль снова начался нелепый бред?
Передо мною – девушка, не парень,
Красавица, каких не видел свет.

На ней ушанка, белая дублёнка –
Молоденькой красавице под стать.
Мне стало жалко милого ребенка, -
Учиться бы такой, не воевать…

Когда язык мне снова стал послушен,
Я санитарку стал благодарить,
Но девушка сказала мне: - Послушай,
Тебе нельзя так много говорить.

Мы отомстим разбойникам за раны,
За боль и кровь, за слёзы матерей,
За тех, кто никогда уже не встанут
И не обнимут близких и друзей.

Не унывай, лечись и будь спокоен.
Настанет срок – и рана заживёт,
Крепись, дружок, ты мужественный воин,
Ты заслужил и славу и почёт! –

Она взялась за врачеванье рьяно,
И отступила смерть, сощурясь зло,
Легла повязка белая на рану,
И стало вдруг спокойно и тепло.

Нет, не забыть, мне, как морозной ранью
Лесной тропой, которой нет конца,
За девушкой, скрипя, тащились сани,
Как пот стекал с усталого лица.

Оксаной звали девушку, Оксаной…
Мороз по-прежнему был зол и лют.
Она везла меня дорогой санной
Куда-то в тыл, в санбатовский уют.

Я девушке сказал: - Меня спасла ты,
Ты тоже пулям подставляла грудь,
Но вынесла из-под огня солдата, -
Так пусть же счастье озарит твой путь!

Прошу тебя, возьми на память это,
В честь нашей дружбы, в честь твоей красы,
Стихи, стихи должны дарить поэты!
Но я пока дарю тебе часы.

Не откажись… Сейчас бы мне хотелось
Воспеть тебя, но… выпало перо,
Я за твое бесстрашие, за смелость
Тебе отдал бы все свое добро!...

- Солдат, подругу строго не суди ты,
Мне всё богатство мира не к чему.
Вот Родину очистим от бандитов,
Тогда подарок, может быть, приму.

Носи, дружок, часы себе на благо,
Ты отдарить меня, я знаю, рад.
Ценю не дар, а щедрость и отвагу,
А ими ты, я видела, богат.

Я родилась в Каховке. Там руины…
Но ты изгнал из города врага.
Хвала тебе, защитник Украины!
Мне жизнь твоя стократно дорога!

                    ***

Я тронут был, её горячей речью…
Позднее разлучила нас война.
И вдруг – возможно ли! – такая встреча!
Оксана! Врач!! Воистину она!

Я гнал врага, избавясь от недуга,
Я был в Берлине - в логове зверья,
И нашим, верным боевым подругам
Немало посвятил сонетов я.

Одну из них – по имени Оксана –
Я прославлял, и буду прославлять.
Я знал всегда, что поздно или рано
О ней каракалпаки будут знать.

Я не узнал её? Прости читатель.
Ведь, мы, расстались много лет назад.
А я поэт, а стало быть, мечтатель,
К тому ж теперь на ней иной наряд.

И всё же мне за этот промах больно,
И я свою забывчивость виню.
Сказала мне Оксана сердобольно:
- Ну что ж, поэт, тобою я довольна,
Твои стихи я бережно храню!.
                              

                                        Перевёл К. Юнаков

 ПОСИДЕЛКИ

 (баллада)

                                        Памяти Аббаза Дабылова

Весть черная сломила нас,
Угрюма и тяжка:
В небытие в печальный час
Ушел Аббаз – ага.

Тропу его стихов и дней
Засыпал мертвый снег.
Сладкоголосый соловей
Покинул нас навек.

Невыносимая беда
Согнула плечи нам
И холодящей глыбой льда
Придвинулась к сердцам.

Он, насыщавший светом стих,
Веселый, озорной,
Умевший радовать других
Певучею строкой,

Умевший согревать людей
Улыбкой, - в первый раз
Кончиной горестной своей
Страдать заставил нас.

Я не скрываю горьких слез,
Мне утешенья нет.
Часть сердца моего унес
В небытие поэт.

Сорвал судьбы своей цветок
И канул с ним во мгле
По самой горькой из дорог
На солнечной земле.

Всю жизнь провел
В трудах благих.
Вот смысл его трудов:
На нити мыслей золотых
Низал он жемчуг слов.

Сегодня трауром объят
В краю и млад и стар…
Ушел поэт, нетленный клад
Оставив людям в дар.

Звучит у тысяч очагов,
Живет его строка!..
Ушел великий острослов,
Певец Аббаз – ага…

***
- Каких под пологом небес
И прежде и при нас
Доселе не было чудес! –
Повел старик рассказ.

Случившийся в давнишний год,
В дни юности моей
Вам  расскажу я эпизод…
Аул среди степей.

Пересекает весь простор,
Как провода гудя,
Амударья – Памирских гор
Капризное дитя.

И омывал её приток –
Веселый Каратай,
Аула нашего порог.
Богатый хлебом край!

Как повелось с далеких дней?
Пируй, гуляй, когда
Вся нива убрана с полей
И кончена страда.

И вот в один из вечеров
Собралась молодежь
У одного из очагов.
Смех, шутки, гам, галдеж.

У нас от века не велось,
У жителей степей,
Держать до самой свадьбы врозь
Красавиц и парней.

Как ни настаивал ислам,
Настойчив и жесток,
В вопросе этом
Волю нам
Он навязать не мог.

Муллы швыряли комья лжи,
Но, споря с силой тьмы,
На наших пери паранджи
Не надевали мы.

Единым заняты трудом,
У нас во все века
Сидели за одним столом
Хозяин и слуга.

И почитали стариков
У нас в былые дни,
Будь бедняки из бедняков,
Кто б ни были они:

Им – и почетные места,
И молодых поклон,
И слово первое всегда,
А слово их – закон.

И вечеринки, не пиры,
У нас с давнишних лет
Дарует людям, как костры,
Уют, тепло и свет.

Все было так
И в вечер тот,
На посиделках тех,
Речь о каких
Сейчас пойдет.
Звучали шутки, смех.

Сладкоголосый кыссахан
В науку молодым
Читал прославленный дастан
О смелой Гулаим.

Произнесет один джигит
Отменный, сочный бейт,
Заминка –
И уже летит
Отточенный ответ.

Здесь невоздержанный шутник
Поддержки не найдет.
Едва пустой его язык
Неладное сболтнет,

Обрушится со всех сторон
Такой словесный град,
Что мигом будет посрамлен
Виновник, сам не рад.

Высмеивали здесь глупца.
И непременно здесь
Вознаграждали храбреца
За удальство и честь.

Кто прав, - решали,-
Кто не прав.
К тому любой готов,
Что здесь его
Прознают нрав
До тайных уголков.

Здесь скука –
Самый страшный грех.
Скучаешь?-
Спать ступай!
Вскипает в юрте
Дружный смех,
Веселье – через край!

Покрыта юрта расписной
Узорчатой кошмой,
Сидел, со всеми веселясь.
В ней парень молодой.

Он гость
И вел себя скромней,
Застенчивей других.
Не поддевал других парней,
Смеялся шуткам их.

Умолк веселый разговор.
Гвоздь этих вечеров –
Соревнованье –
Славный спор
Поэтов и певцов.

Джигиту:
- Что ж, ты начинай! –
Промолвил аксакал.
Налили парню свежий чай,
Он с пиалою встал.

- Он кто такой?

- Откуда он? –

Пронесся шепоток.

- Смотри, красивый…

- И умен,

Начитан.

- И высок…

Не всем он здесь
Известен был,
Гость из далеких мест.
И потому – то возбудил
Всеобщий интерес.

Гость улыбнулся и запел.
И голос молодой
В просторной юрте зазвенел
Дутарною струной.

Смешались в нем
И смех и плач.
Окреп, взлетел и вдруг,
Как речка на порогах, вскачь
Помчался чистый звук.

Все замерли, раскрыв глаза.
Малейший шум затих,
Все чувствовали: чудеса
Свершаются при них.

Упругий, гибкий, как струя
Бурливой Акдарьи,
Что вьется, полымем горя,
В густых лучах зари,-

Взлетал мотив до облаков.
Простые, как трава,
Рождались из прекрасных слов
Прекрасные слова.

Неистощимы, как родник,
Слагались мысли в нить,
Которой можно было вмиг
Равнину охватить.

В недвижном воздухе ночном
Свободно и легко
Мотив, слагаемый певцом,
Разнесся далеко.

Друг с другом не теряя связь,
Во все концы земли,
На десять песен разделясь,
Мелодии текли.

И словно в силушке своей
Уверившись, певец
Касался дерзче и сильней
Глубин людских сердец.

И голос, будто бы волна,
Ворочал в них пласты
Любви, что не утолена,
Надежды и мечты.

Увидев по глазам людей,
что заворожены,
Певец повел еще мощней
Мелодию весны.
Понятные любым сердцам,
Они так сладко жгли,
Что у красавиц по щекам.
Слезинки потекли.

Откинув плотную кошму,
Шептал, прильнув, народ,
Дивясь таланту и уму
Певца:
- Ах, как поет!

Гость о батыре рассказал,
Что в пламени боев
Разил бесстрашно наповал
Безжалостных врагов.

Пел о судьбине бедняка,
Что проклял белый свет,
Где жизнь угрюма и горька,
А счастья бедным нет.

Пел о влюбленных,
Чьи пути
Трудны, но им всегда
Горит – далеко впереди –
Счастливая звезда.

И эту убежденность он
Передавал другим.
И каждый в юрте покорен
Настроем был таким.

Щедрее, чем тепло костер,
Он каждому дарил
Отвагу, молодой задор,
Родник бесценных сил.

И люди сгрудились тесней,
Стараясь ближе быть
К нему, чтоб жар
Его огней
Полнее ощутить.

Протискивалась ребятня
У взрослых между ног.
И началась вдруг толкотня.
Морока из морок.

И затрещали кереге.
- Стой!
- Не толкай!
- Не тронь –
- Взметнулись крики.
- В костерке
- Завихрился огонь.

Раздался стон:
-Пожар! Пожар! –
Поднялся тарарам.
Конечно, сразу смолк дутар
На стыд и горе нам…

Вы догадались,
Что в тот раз
На золотой струне
Играл нам
Молодой Аббаз?

Немало в жизни мне
Послушать довелось певцов,
Сложивших гимн степям.
И как богат язык отцов,
Раскрывших  в песнях нам.

Но, слушая Аббаза, я
Полней всего постиг,
Как боль и радость бытия
Раскрыть способен стих.

Примером может молодым
Поэтам быть Аббаз… -
Старик напутствием таким
Закончил свой рассказ.

*  * *
Я знаю:
«Славных имена
Не меркнут никогда!»
Аббаза жизнь пряма, ясна –
Путь вечного труда.

Гарип благословил его
На этот светлый путь:
« Пой честь народа своего.
Другое все забудь.

Ты смел, талантлив –
Твой черед
Сложить дастан о том,
Что счастье, наконец, народ
Обрел в краю родном ».

Шаиру молодому впрок
Был старшего наказ.
Изъездил вдоль и поперек
Родимый край Аббаз.

В Таллыке и Каракале…
Он побывал в местах,
Где пели о своей земле
Ажинияз, Бердах.

Собратьев старших мастерство
Прилежно изучал.
М что ни год
Дутар его
Уверенней звучал.

Спроси, расскажет Аккала,
Как заострял поэт
Строку, чтоб строчка,
Как стрела,
Лететь, не затупясь, могла
Вперед на много лет.

Как терпеливый рыболов
Ждет клева у реки,
Он ожидал
Точнейших слов
Для солнечной строки.

Как пестует ягнят чабан,
Так взвешивал он мысль.
Передает его дастан
Степей простор и высь.

Вознагражден за труд шаир!
Народ в оценках строг
И то поэму «Бахадыр »
Народною нарек!

От сердца, восхищаясь им:
Прекраснейшим певцом,
«В работе был неутомим », -
Все говорят о нем.

Достойный путь прошел поэт.
Он обратился в прах.
А книг его
Весенний свет
Горит у нас в сердцах.

Таков он был, Аббаз-ага.
Я все сказал, что мог.
Но этот стих наверняка –
Не точка, не итог.

Теперь настал черед других –
Пусть говорят они,
Как помогает людям стих
Аббаза в наши дни

ДЕВУШКА ИЗ ЧИМБАЯ

Боль вступила в поясницу,
В горле словно встал комок.
Не лежится и не спится,
Словом, крепко занемог.
Чувствовал себя я скверно.
И лечить меня пришла
Славный доктор, –
Словно серна,
Расторопна и мила.
Обаятельна, пригожа.
И с капризным стариком
Настоять умеет всё же
Деликатно на своём.
Для мальчишек и девчонок
Словно старшая сестра.
Ясен взгляд,
А голос звонок.
Сразу видно, что добра.
Даже от прикосновенья
Ласковых девичьих рук
Ощущаешь облегченье,
Будто бы прошёл недуг.
И быстрей, чем от лекарства,
От улыбки молодой
И её заботы часто
Выздоравливал больной.

Речи ласковые эти
Слышал я уже не раз
От родных и от соседей…
И ко мне пришла сейчас
Эта девушка простая –
Участковый доктор наш…
– Ты откуда?
– Из Чимбая.
– Как зовут тебя?
– Алмаш…

  ***
Молодым я жил в Чимбае,
Золотые эти дни
Я охотно вспоминаю:
В сердце светятся они.
Каждый вечер той порою
Мы ватагой дружно шли
Искупаться после зноя
На канале Кегейли.
Шум и гам, и прибаутки.
Мы резвились, как мальки,
И ныряли, словно утки,
Мчались наперегонки.

И – случайно ль так совпало? –
Той же самою порой
Часто девушка к каналу
Приходила за водой.
Словно  нас не замечала,
Только щурилась хитро,
Кружкой долго наполняла
Серебристое ведро.
Переплыл канал однажды,
Ради шутки, под водой,
Выпрыгнул пред ней и страшно
Заворчал, как водяной.
У неё в одно мгновенье
Промелькнул в глазах испуг,
Вздрогнула от удивленья,
Кружку выронив из рук.
Рассмеялась непритворно:
– Ну-ка, смелый водолаз,
Кружку мне верни проворно.
Что бы – здесь была.
Сейчас!

И ребятам на потеху
Я нырял.
И было мне,
Право слово, не до смеха.
Но нашёл её на дне…

После этой первой встречи
Пролетело много дней.
Иногда в саду под вечер
Мы вдвоём гуляли с ней.
Ясно помню и поныне:
Звёзды глаз, лица черты,
Тюбетеечка павлиньей
Небывалой красоты.
Вспоминаю, как робея,
Приходил я к ней домой
Я сидел, любуясь ею,
От волненья сам не свой.
В скромном платьице приятна,
А оденется /пойти
В гости или в клуб/ нарядно –
Просто глаз не отвести.
Не какая-нибудь фифа,
Работящий человек.
Ежедневно, терпеливо
Трудится её «ормек».
Было у кого учиться
Ремесло перенимать:
В этом деле мастерица
У неё родная мать.
Словом, скоро,
Парень бедный,
Потеряв покой и сон,
Безнадёжно, безответно
Я был по уши влюблён.
А она?..

Без уговора
Я пришёл однажды к ней.
Всплески смеха, разговоры,
Во дворе полно людей.
В стайке чуткой молодёжи
Пела девушка моя.
Дивной музыкой тревожа,
Чувств глубинных не тая,
Пел в руках её, страдая
И ликуя, шынкобыз
«Кыз сынгсыу», «Шынгырау»,
«Нар ийдирген», «Жетимкыз»…
Стародавние мотивы
Вереницей птиц неслись,
Раскрывая терпеливо,
Как трудна
И как красива
И неповторима жизнь.
И хозяйка молодая
Вдруг, вздохнувши глубоко,
Мне сказала:
– Уезжаю.
– Далеко ли?
– Далеко…

Вот и всё.
Пришла разлука.
Улетает из гнезда
Птица.
Мы с тех пор друг друга
Не встречали никогда.
***
Вскоре мне пора настала –
И, ведомый ремеслом,
Я уехал от канала,
Где над самым бережком
Был в саду знакомый дом,
Позже я бывал в Чимбае
И на берег Кегейли
Я пришёл, узнать мечтая,
Где она, моя родная.
Но увидел: дом снесли!
И корил себя я долго:
Надо было бы за ней
Ехать мне…
Да много ль толку
В поздней горести моей!

И в чертах Алмаш прелестной,
Что сидит передо мной,
Я провидел, если честно,
Облик девушки другой.
Расспросил я –
И догадка
Подтвердилась.

Прожила
Мало мать Алмаш, не гладко
И давно, как умерла…

И сидел я, чуть не плача,
Сердце стыло тяжело…
Ведь могло быть
Всё иначе!
Всё иначе быть могло!
Что ж, таков закон: приходим,
Ждёт нас счастье и беда,
Ищем главное, находим
Иль теряем – как когда.
А уже иная смена
Входит в жизнь
В урочный срок…
Расцветай,  Алмаш –
Бесценный,
Целомудренный цветок!

Перевёл с каракалпакского Аркадий Каныкин