СЛОВО О СЫНЕ

Ты говоришь, отец твой враг?
Вовеки не поверю!
С детьми не  поступают так
Свирепо даже звери?

Давно б расправился отец,
Когда б хотел, с тобою.
Я чувствую, нахальный лжец,
Замыслил ты худое.

Твой долг сыновний – почитать,
Заботясь ежечасно,
Родителей – отца и мать.
Долг уплати, несчастный!

Ты – их любви цветок. Они
Ночей недосыпали,
Старались сделать все, чтоб дни
Твои шли без печали.

А чем ты отвечаешь им?
Отца – отца родного! –
Считаешь недругом своим.
Позор! Поклеп бредовый!

Я расскажу тебе дастан….
Когда-то в нашем крае
Всесильный царствовал тиран,
Народы устрашая.

Кто глянет на него в упор,
Того через минуту
Пластал палаческий топор
На эшафоте люто.

Где ступит, там горит пожар.
Ни в чем не виноватый
И тот все время ждал удар
Неправедной расплаты.

Смотрел с презреньем из–под век
На всех владыка грозный.
Ему одно: что человек,
Что смрадный жук навозный.

И озираясь, говорил
Простой народ с испугом,
Что для тирана Азраил
Единственным был другом.

Тянулись черные года
Ужасной вереницей.
Не ведал горя никогда
Проклятый  кровопийца.

Однажды царь устроил той.
Сиял дворец прекрасный.
Вносили слуги чередой
Изысканные яства.

По залу музыка плывет.
На всех с прищуром глядя.
Царь веселится, ест и пьет
В кругу придворной знати.

Владыка тихо охнул вдруг,
Стал кашлять непрестанно.
Застряла в горле кость? Недуг
Иной настиг тирана?

Переполох на весь дворец.
Растерянные крики.
И лекарей созвал гонец
К недужному владыке.

Огнем от ужаса горя,
Заламывали руки,
Но так и не смогли царя
Врачи спасти от муки.

Пустыми оказались их
Лечебные советы.
Царь обессиленно притих.
Ему спасенья нету!

Уже, казалось, Азраил
Склонился над тираном.
В соседний город послан был
Вельможа за Лукманом.

Не одного загнав коня,
Под стражею из дому
Доставили к исходу дня
Целителя к больному.

Сверкнули, словно два луча,
Глаза царя: безбрежна
При виде мудрого врача
Была его надежда.

Поведав, что произошло,
Толпа вельмож умолкла.
Вздохнул целитель тяжело,
Поник главой надолго.

И наконец промолвил он:
«Всем знать необходимо,
Что скоро опустеет трон.
Болезнь неизлечима.

И вам, вельможи, время зря
Терять сейчас не надо.
Всё забирайте у царя –
И серебро и злато.

Награбленная им казна
Уже ему, поверьте,
Не будет никогда нужна,
Он на пороге смерти».

Побагровел от этих слов
Тиран, схватясь  за горло.
Казалось, он вскочить готов,
Кипя от злобы черной.

Напрягся он, хотя был слаб,
Весь скорчился от хрипа.
Его душил как будто кляп.
Смотрел царь на табиба.

Бородку пощипал Лукман
И речь продолжил важно:
«Есть у меня леченья план,
Но небывало страшный.

Запить лекарство не водой
Необходимо – кровью,
Да не какой- нибудь любой,
А только лишь сыновьей…

Скорей наследника сюда
Ведите. Дайте острый
Кинжал. Не то грядет беда.
Скорей – пока не поздно!»

Глаза полезли из орбит
От страха у больного.
Руками машет, но молчит,
Не в силах молвить слово.

И как была ни велика
Предсмертная кручина,
Стократ сильней её тоска.
Что потеряет сына.

Впервые шевельнулось в нём
Раскаянье глухое
В том, что порой одним словцом
Кровь проливал рекою.

Бессчетно погубил людей,
Чужой судьбой играя,
Чужую боль вовек к своей
Душе не примеряя.

Погибнет сын, не кто-нибудь
Сейчас, через минуту.
И эта мысль пронзила грудь
Тирана болью лютой.

Он замычал, сомкнув глаза,
Не мог пошевелиться.
И в жизни первый раз слеза
Ожгла ему ресницы.

И тут-владыка из владык-
От ужаса мертвея,
Услышал детский страшный крик,
Что был ножа острее.

Какую царь увидел тьму,
Царь, кровопийца клятый,
Когда налили в рот ему
Настой солоноватый!

Его кровь сына обожгла,
И на краю могилы
Смахнул он хладный пот с чела,
Сбирая крохи силы.

Привстал и выгнулся, как мог,
Полубезумный, страшный,
И – черный выплюнул комок,
Дышать ему мешавший.

И тут же рухнул на кровать,
Сел осторожно, бледный.
Он жив! И может вновь дышать!
Недуг прошел бесследно!

Рассеялась мгновенно мгла
Перед его глазами.
Толпа придворных отошла
Неслышными шагами.

«О горе мне! Сынок родной! –
Царь всхлипнул безутешно.–
Прости меня, о мальчик мой,
Наследник мой безгрешный!

Кому я передам престол
В печальный час кончины!»
И вдруг умолк: Лукман подвел
К царю живого сына.

Не понимая ничего,
Безумно, словно спьяну,
Царь то на сына своего
Смотрел, то на Лукмана.

И врач сказал ему: «Пришлось
Нам разыграть такое,
Чтоб выплюнул ты эту кость.
Угрозою другою

Заставить я тебя не мог
Собрать в комок все силы.
А ты и вправду, видит бог,
Был на краю могилы».

Кивнул владыка головой,
Сказал, вздыхая часто:
«Единственное, друг ты мой,
Ты отыскал лекарство.

Я думал сам, что все, конец,
Что ухожу из мира…
Эй, слуги верные, дворец
Готовьте вы для пира!

Ты, врач, меня от смерти спас.
Спасибо, друг, спасибо!...
Эй, казначей, открой сейчас
Открой казну табибу!

Лукман, что хочешь, - все бери.
Любую дам награду.
Бывают щедрыми цари,
Когда для дела надо.

Лукман, стеснение отбрось.
Отныне ты, спаситель,
Мой самый драгоценный гость!
Хвала тебе, целитель!»

Лукман сказал ему: «Щедра
Твоя рука, владыка.
Но попрошу я не добра,
А милости великой.

Пусть мне награды будет – знать,
Что навсегда отныне
Забросит твой свирепый тать
Топор в пески пустыни.

Пусть не теряют сыновья
Отцов на эшафоте.
Тогда пребудет власть твоя
Прославлена в народе.

Ты убедился нынче сам:
Отменное лекарство
Любовь отцова к сыновьям.
Царь, справедливо властвуй!»

Домой отправился Лукман…
И будет пусть уроком
Тебе, неверный сын, дастан
О времени далеком.

Подумай сам: благодаря
Любви к родному сыну,
Душа жестокого царя
Так изменилась сильно.

Ты для себя реши, юнец, –
Подсказывать не стану:
Неужто сердцем твой отец
Черствей того тирана?!

Табунщик

(легенда)

В полдень над Амударьей
Отдыхал табунщик.
Взгляд его скользил порой
По волнам бегущим.

Вдруг вскочил, схватив курык,
Шарить стал глазами:
Показалось, скорбный крик
Взвился над волнами.

Да! Стремительный поток
Сумрачно кого – то
С подвыванием волок
В ад водоворота.

Незнакомец был без сил.
До беды два шага!
Но курыком подцепил
Парень бедолагу.

Рухнул камнем на песок
Вместе со спасенным.
Двинуть тот рукой не мог,
Вздрагивал со стоном.

Откачал его джигит,
Вызывавший жалость,
Был у бедной жертвы вид.
Оклемался малость.

Не прошло и полчаса,
Как, вздохнув глубоко,
Человек открыл глаза,
Сел и молвил строго:

«Ты меня от смерти спас,
Стал мне как бы братом.
Для тебя мой черный час
Обернется златом.

Я – хивинский хан. Стоять
Будешь возле трона.
Будут богачи и знать
Бить тебе поклоны.

Лучших девушек любовь
Купишь, если надо…
Что, табунщик, хмуришь бровь?
Аль мала награда?»

И джигит ответил так:
«Я простой табунщик.
Был и буду я чужак
Среди власть имущих.

Богачу и бедняку,
Не награды ради,
Я посильно помогу.
Дело не в награде!

Дело в совести моей.
Не гонюсь за чином.
Не сумею, хоть убей,
Стать я господином.

На руках моих труда
Вечные мозоли.
Здесь я сам себе всегда –
И закон и воля».

«Ты, невежа, помолчи!
Упускаешь счастье.
Я даю тебе ключи
От казны и власти!»

«Да, невежа. Как всегда,
Хан великий прав ты.
У меня ещё беда –
Говорю я правду.

Хан, ходить в друзьях твоих,
Быть с тобою рядом –
Значит, для людей простых
Стать врагом проклятым».

«Ты понравился мне: смел,
Прочно слово хана.
Будет так, как я велел,
Повторять не стану.

Впредь попридержи язык,
Дорожа собою.
Ну, пора: бросай курык
И ступай за мною!…»

И поплелся тяжело
За владыкой с думой,
Что добро порой – во зло,
Юноша угрюмо.
 

Хитрость Ташима

(легенда)

Ташим…
В Кунграде и в Муйнаке,
В Таллыке даже
До сих пор
Казахи и каракалпаки
О нем заводят разговор.
И поговорка повсеместно
Живет: мол, «как Ташим, хитер».
А то, что нам о нем известно –
Кто знает,
Правда или вздор?

За десять чигирей родную
Он продал дочь.
Трудна была
Её судьба,
И дочь, тоскуя,
Скоропостижно умерла.
Случился паводок весною,
И злой поток Амударьи
К Аралу поволок с собою
Разрушенные чигиры.
А эти слышали рассказы?
Верблюду, чтоб стройнее стал,
Горб срезал он…
Ещё от сглазу
Сжёг вату и козла взнуздал.
Из листьев сделал челн.

Весною
В лёд, чтоб не треснул,
Клинья вбил.
Горело озеро степное –
Он маслом тот пожар тушил.
Набил он чучела однажды,
И что же? –
На верблюдов их
Сажает:
Отличайте каждый
Его верблюдов от чужих.
Он захотел ухи, и сети
В степи раскинул, говорят…

А как – то утром,
На рассвете,
Приехал на базар в Кунград.
Купил зерно и, ни минуты
Не тратя –
Путь домой далек,
Мешки с покупками
Верблюду
Он на один навьючил бок.
А на другой навьючил просто
Он два больших мешка с песком.
И, так уравновесив просо,
Домой отправился пешком.
Брел по степи Ташим устало,
Когда услышал он вопрос:
«Песка в Муйнаке стало мало?
Так что ж ты больше не повез?»
Ташим сказал джигиту строго:
«Не нагрузи я, милый друг,
Мешки с песком,
С другого бока
С зерном упал бы сразу тюк!»
«А что, Ташим,
Ты скажешь, если
Тебе советом помогу?
На каждый бок для равновесья
По одному навьючь мешку».
«Охотно все дают советы.
Ты лучше делом бы помог.
Тогда решу,
Разумно ль это».
И выбросил джигит песок.
Потом на каждый бок раздельно
Навьючил проса по мешку.
А сверху –
Что за парень дельный! –
Помог усесться старику.
«Почтенный,
Мне теперь намного
Удобней стало.
И быстрей
Проеду дальнюю дорогу
С гостинцами семье своей.
Но стыдно мне поехать дальше,
Не познакомившись с тобой.
И почему не слышал раньше
Я о тебе?
Ты кто такой?
От темного родиться старца
Джигит не мог.
За много лет
Не разу я от оборванца
Столь умный не слыхал совет.
Кто ты.
Не трудно догадаться.
Тебя постиг я.
Потому
Я о твоем большом богатстве
Сужу по твоему уму.
Скажи, ты сын какого бая?
Мне назови свой древний род.
И где живешь ты, прославляя
Своею мудростью народ?»

Тут, произнесши речь такую,
На землю соскочил Ташим
И голову свою седую
Склонил почтительно пред ним.
Джигит орлиным взором встретил
Поклон учтивый старика
И вежливо ему ответил:
«Я вырос в доме бедняка
У нас богатство небольшое
В роду.
Зато мы все честны,
Живём с открытою душою
И не стыдимся, что бедны!
Мы, даже если не здоровы
Всегда в трудах…
А не смогли
Купить хотя б одну корову
Да крохотный клочок земли».

Минуту после слов джигита
Растерян был и удивлен
Седой Ташим.
Молчал сердито.
И вдруг визгливо крикнул он:
«Коль, не разбогатев, по свету
Слоняешься с таким умом,
Кому нужны твои советы?
Смеёшься ты над стариком?
Ты вздумал поучать Ташима?
Да разве стал бы баем я,
Коль ошибался б?
Шёл бы мимо –
Ты в свой,
А я – в свои края.
Из листьев сделать челн хватило б
Тебе ума?
А я вот – мог.
Сейчас же сделай все, как было!
Навьючивай опять песок!»

Джигит в молчании послушном
Навьючил два мешка с песком…
Взглянув на парня равнодушно,
Ташим побрел себе пешком.

Удивлены родные были,
Что только в двух мешках зерно,
А в двух песок,
Но не спросили,
Как будто, так и быть должно.
В его делах не замечали
Нелепиц люди никогда.
Ведь сосчитать он мог едва ли
Своей отары и стада.

Когда жена его вставляла
Хотя б одно словечко вдруг,
Швырял в неё он чем попало,
Бросался бить, хватая сук.
В любом чудачестве Ташима
Умели, как заведено,
За корку хлеба подхалимы
Увидеть истины зерно.
Богач на всё имеет право!
Любил советчиком быть он.
Следил ревниво,
Чтобы слава
О нем росла:
«Мудр, как Платон!»

Эпоха баев миновала.
Но, кажется мне иногда,
Пока что время не настало
Забыть Ташима навсегда.
Ещё порою различимы
И в людях, и в делах иных
Черты той «хитрости Ташима».
Дарю тем людям этот стих.