БРАТЬЯ-БАТЫРЫ

Будьте Родине своей
Верными сынами,
Долг пред нею —
Долг детей
Помните сердцами.
«Даже если налетит
Вьюга на округу,
Может истинный джигит
Обуздать и вьюгу,
Если любит край родной»,—
Поговорку эту
Слышал давнею порой
Я еще от деда.
Верьте, так и есть оно.
Убедитесь сами,
Выслушав о том одно
Древнее сказанье...

                    I
Вдоль задумчивой реки
По степному краю
Кочевали кипчаки,
Ратных бед не зная.

Годы мирного труда
Не пропали даром:
Быстро множились стада,
Табуны, отары.

Шел не знающий преград
Слух про их богатства,
Приумноженный стократ,
Как бывает часто.

И к порогу кипчака
Привела однажды
Ненасытного врага
Поживиться жажда.

И собрались на совет.
Скорбно обсуждая —
Быть кипчакам или нет,
Аксакалы края.

Беззаботно жил народ,
А теперь кончина
Безысходная идет
В мирные равнины.

У врага солдат в строю —
Как зимою снега.
Погуляет смерть в краю
На пиру набега!

Враг разграбит землю, он,
Уходя, с собою
Уведет людей в полон,
В рабство вековое.

Всё нашествия костер
Сгубит без пощады...
Организовать отпор
Супостату надо!

И решил совет большой:
Два отважных брата
Поведут кипчаков в бой
С недругом проклятым.

И Сурша и Атырак
Всем известны в крае.
Был у них отец бедняк,
Доля непростая.

Но любовь к земле родной
В их сердцах светила
Ярче даже, чем весной
Во степи светило.

Дело правое у них!
Множило отвагу
Это в душах молодых
Сыновей кипчака.

Пробил самый главный час
В их недолгой жизни—
Не позволить,
Чтоб погас
Свет добра в Отчизне.

Для батыров нипочем
Трудные преграды.
Встали в строй,
К плечу плечом,
Два отважных брата.

И на хищного врага
В грозную атаку
Повели они войска
Родичей — кипчаков.

Бой начался, да какой!
Даже степь, казалось,
Словно в шторм
Простор морской,
Вся заколыхалась.

Сабли, встретившись, звенят.
И мелькают стрелы.
Мощь на мощь
И взгляд на взгляд-
- Битва закипела.

Страшен в схватке Атырак!
Сеял, полон гнева.
Для врагов он
Смертный мрак
Вправо и налево.

Вражьих всадников круша.
Злой, неукротимый,
Вел без устали Сурша
Бой за край родимый.

Было очень тяжело.
Хоть бойцов немало
Тех и этих полегло.
Битва не смолкала.

Увлажнили кровь и пот
Поле брани ратной.
А пока что —
Чья возьмет?—
Было непонятно.

Всё смешалось.
Пыль столбом!
Стоном вся планета
Исходила!

Схватки гром
Только в мареве ночном
Смолкнул —
До рассвета.

Солнце встало —
И опять,
Не утратив пыла.
Рать войной пошла на рать.
Битва забурлила.

Только лишь когда истек
День четвертый боя.
Враг пустился наутек
Дикою толпою.

Скрежетала сталь клинков,
И храпели кони.
Многие из кипчаков
Кинулись в погоню.

Словно бы сошел туман
Тягостного бреда,
Праздновал кипчакский стан
Славную победу!

Снова будет тишина!
Мир провозглашая.
Ходит полная вина
Чаша круговая.

Плещется победный стяг.
А Сурша угрюмый
Бродит:
«Где мой Атырак?» —
С неотвязной думой.

Всюду люди славят мир.
Но в тоске по брату
По степи Сурша-батыр
Ищет Атырака.

«Если б пал в сраженье брат.
Я нашел бы тело.
Неужели в плен был взят
Мой братишка смелый?!

Нет. не может быть того!» —
С болью неутешной
По степи Сурша его
Ищет безуспешно

«Что-то здесь,—
Скорбит,— не так.—
И кричит с мольбою
В степь:
— Ты где, мой Атырак?
Где ты? Что с тобою?»

                    II
Атырак был жив-здоров
На коне крылатом
Он преследовал врагов
С небольшим отрядом.

Разбежавшуюся рать
Он сумел с немалым
Тщанием в кулак собрать –
Под своим началом.

И страной, откуда враг
Шел в поход злосчастный,
Править юный Атырак
Стал рукою властной.

И когда о том Сурша
Весть услышал вскоре.
Возмутилась в нем душа
От обид и горя.

И Сурша призвал гонца:
«Скажешь Атыраку:
— Как ты бросил край отца
Родину кипчака?

Как ты мог родную мать
И родного брата
На чужбину променять.
На дворец и злато!

Как бы ни был пышен трон,
Сторону родную
Заменить не может он,
Ждем тебя, тоскуя...»

И погнал коня гонец,
И рассветной ранью
К Атыраку во дворец
Поспешил с посланьем.

Удивлен гонец-джигит
Был немало: рано,
А горою пир кипит
Во дворце у хана.

Хан махнул рукой — тотчас
Замолчала свита.
Он, не поднимая глаз,
Выслушал джигита.

На посланца своего
Брата глянул косо,
Но ему ни одного
Не задал вопроса.

И, видать, забыв про честь,
Вымолвил: «Покуда
Мне — скажи Сурше — и здесь
Пировать не худо».

Получив ответ такой,
Впал Сурша в кручину...
«Разве может край родной
Позабыть мужчина?

Разве можно жить, джигит,
Если беспробудно —
Страшно молвить —
Совесть спит?
Неужель не трудно?

И тебе милей, чем брат,
Редкостные яства,
Шитый золотом халат
И казны богатства?

Ты живешь в краю чужом
В клетке золоченой...
Приезжай скорей!
Мы ждем!
Без тебя отцовский дом —
Словно разоренный...»—

Снова брату своему
Шлет Сурша посланье.
Атырак не внял ему...
Что за наказанье!

По большой степи Сурша
Шел, переживая
Эту весть..

Как хороша
Даль была степная!

Ароматный ветерок
Веял безмятежно.
Встал Сурша.
Его привлек
Тонкий запах нежный.

Пламенел степной тюльпан.
И полынь приятно
Возбуждала.
Но джусан —
Самый ароматный.

Неказист цветок на вид,
Но с благоговеньем,
Бережно сорвал джигит
Дикое растенье.

И гонец Сурши камчой
Тронул аргамака,
И понес цветок степной
Окрыленною стрелой
В город Атырака.

Вновь у хана встретил он
Бражную потеху.
Чуть не падал строй колонн
Во дворце от смеха.

Знал гонец,
Чего хотел!
И умолкла свита
В миг, когда кобуз запел
На груди джигита.

И кобуз повел рассказ
Голосом печали,
Как манящи в ранний час
Над рекою дали.

Об орлице в небесах
Над степною ширью,
О кипчакских скакунах,
Самых резвых в мире.

Песня знатного певца
Всем, кто был на тое,
Словно трогала сердца
Ласковой рукою.

Облачко безвестных дум
Хана облекало,
Он, безгласен и угрюм,
Лишь вздыхал устало.

А посол земли родной,
Вдруг приблизясь к хану,
Протянул ему степной
Дар — цветок джусана.

Терпковатый аромат,
Сызмальства знакомый,
Потеплевший ханский взгляд
Обратил к былому.

К тем неповторимым дням,
Что до самой смерти
И всего дороже нам
И милей на свете.

Атырак припомнил вдруг
Свой же детский лепет,
Материнских чутких рук
Несказанный трепет.

Вспомнил все —
Как жил и рос.
Память с нежной силой
Проняла его до слез,
Сердце разбудила.

Словно бы согнал джусан
С сердца Атырака
Удушающий туман,
Снял повязку мрака.

И повел батыр вокруг
Острым взором зорко,
Словно бы очнулся вдруг
После ночи горькой.

И подумал хмуро он:
«Как же это вышло,
Что позарился на трон?
Во дворце я — лишний!

Не дала и не могла
Дать чужбина счастье.
Только дома жизнь светла,
Не страшны напасти.

Я родился кипчаком,
И навеки буду
Я для местных чужаком.
Нет, скорей отсюда!

Мне родной земли цветок —
Негасимый огонек
Путь укажет к дому.
Всё! Прощай навеки, трон!» —
Просветленным взором он
Осмотрел хоромы.

Вслух промолвил Атырак
Удивленной свите:
«Если что-нибудь не так
Было — не взыщите.

Отчий край зовет меня.
Навсегда прощайте!
Покидаю вас...
Коня
Поскорей седлайте!..»

И к родимой стороне,
Взяв гонца с собою,
На горячем скакуне
Полетел стрелою.

Вышел весь кипчакский род
Встретить Атырака.
Улыбался небосвод.
Степь — в разливах мака.

И привянувший джусан,
Поклонившись брату,
Атырак прижал к глазам,
Глянул виновато.

На колени молча встал,
Очи не подъемля,
И, как мать, поцеловал
Он родную землю.

 

СРЕДИ ОКЕАНА

Отражаются в волнах
Сумрачные скалы.
Две баржи на якорях
Дремлют у причала.

Тих Великий океан.
Незаметно было,
Что свирепый ураган
Набирает силу.

Что примчится он сюда
Кровожадным зверем,
И обрушится беда
На спокойный берег...

А пока что даль ясна,
Словно на ладони.
На одной барже слышна
Музыка гармони.

Гармонист и балагур,
Пел Иван душевно
Про далекий свой Амур
Давний вальс распевный.

Занятые чисткой рыб,
Подпевали чинно
Анатолий и Филипп—
Дети Украины.

В экипаже малом
Сын Татарии Аскат
Был капитаном...
Тишь и лад.
Песни чайками кружат,
Вьются над причалом.

Четверо простых парней.
Я таких же в каждом
Крае Родины моей
Видел не однажды.

Им всего по двадцать лет.
До сих пор не знали
Ни особенных побед,
Ни большой печали.

Служат честно,
А простой
Службы не бывает.
Экипаж баржи морской
Редко отдыхает.
Тем приятнее для них
Краткий час досуга...

Океан Великий тих.
Мертвый штиль.
Ни звука...

Но внезапно, как таран,
В день ворвавшись ясный,
Налетевший ураган
Взвихрил вал ужасный.

Тучи черной пеленой
Небеса застлали.
В смерчах пыли водяной
Заклубились дали.

Ветер взвыл
Хмельным ослом
И громадой вала,
Как гигантским кулаком.
Стукнул по причалу.

А другой безумный вал
Загудел свирепо,
С якоря баржу сорвал
И швырнул под небо.

Завели моторы, но,
Как в подвалах ада,
Не видать ни зги, темно.
Что же делать надо?

Как назло, радиосвязь —
Рация разбита! —
Сразу же оборвалась.
Не баржа, корыто!

Сжал Иван в руках компас,
Только толку мало:
Стрелки словно бы под джаз
Пляшут танец шалый.

Крепко сжал Аскат штурвал:
Надо поскорее
Отвести баржу от скал.
Ураган всё злее.

Слишком узенький проход
На простор. Веками
Здесь, у входа,
Жертвы ждет
Страшный «Чертов камень».

Ветер ухает, грозя
Голосом шакала:
«В бурю здесь пройти нельзя.
Разобью о скалы!»

У Аската страх рукой
Словно стиснул горло:
К «камню Чертову» волной
Их баржу притерло!

Вроде бы раздался скрип?
Около машины
Анатолий и Филипп
Грозную картину

Вдруг представили себе:
Рвет обшивку камень...
Неужель конец борьбе?
Гибнуть под волнами?!

Повернул Аскат штурвал,
Сжав его до боли
В пальцах,
И возвратный вал
Мимо беспощадных скал
Вынес их на волю!

Вырвались?
Пожалуй, да!
Радоваться рано!
Всюду черная вода
Злого океана.

Волны бьют
Со всех сторон,
Злобно всё корёжа.
Бак с водою был сметен,
Бак с горючим — тоже.

Сколько времени прошло
И в какие дали
Их скорлупку волокло,
Храбрецы не знали.

Словно в полночь, днем темно.
Знать, дела их плохи:
Двигатель заглох давно,
Пищи — только крохи.

Не стихая ни на миг,
Бешено и рьяно
Шторм тащил ребят моих
К сердцу океана.

II
Как тростиночка, пряма,
Ладна несказанно,
В это утро Насима
Пробудилась рано.

Ей приснился страшный сон —
Будто в дальнем крае
Затянула небосклон
Туча грозовая.

И с заоблачных высот,
Вспыхнув над простором,
Низвергался самолет
Жарким метеором.

И проснулась Насима,
Ужасом объята:
Слишком долго ей письма
Нету от Аската.

А давно ли милый ей
Посылал посланья
Точно каждые пять дней,
Как по расписанью?

Семь недель как ни одной
Самой малой вести!
Позабыл солдат морской
О своей невесте?

Нет! Не может быть того!
Дорожит он мною.
Приключилось у него
Что-то, знать, дурное.

И к тому же этот сон,
Где огонь крылатый,
Означает, видно, он:
Горе у Аската.

Может, у его родных
Что-нибудь узнаю?
Может, есть уже у них
Весть о нем какая?

Ждать нельзя —
Сойду с ума,
С сердцем нету сладу...

И, тревожась, Насима
В дом пошла Аската.

Шла она родным селом
В снежной пене белой.
Как обычно, жизнь кругом
Буднично кипела.

По делам спешили все.
Жег морозец щеки.
Вскоре вышла на шоссе.
Зимний лес во всей красе
Подошел к дороге.

Но в тот день
Не до земной
Красоты ей было.
Насима с душой больной
К Шентале спешила.

На разъезде Шентала,
Горечью томима,
Поезда переждала,
Что летели мимо.

Вот бы сесть в любой вагон —
И к морской границе
На Востоке Дальнем он
Пусть стрелою мчится!..

Вот и улица Канат.
Вот и дом Аската.
Насима, потупив взгляд,
Шла к дверям по саду.

И хотя был ясный день,
Странно ощутила,
Что легла на сердце тень,
Отнимая силы.

В сборе вся была семья.
Насима сказала:
«Рахимжан-ага... вот я...
Я...» — и замолчала.

Видя — посреди стола
Лег конверт из части,
Чутким сердцем поняла:
В дом пришло несчастье.

И прочла письмо с трудом
Насима сквозь слезы.
Командир писал о том,
Как пропали в штормовом
Океане — вчетвером —
Смелые матросы.

Поиски ведутся, но
Грустны результаты...

Неужель давным-давно
Нет в живых Аската?!

Мать, отец и Насима
Горестно молчали,
И клубилась в доме тьма
Гробовой печали...

III

Океанский грозный вал,
Словно лист кленовый,
Вверх и вниз баржу швырял
В темноте лиловой.

Ветер, словно дикий пес,
Зябко завывая,
Гнал баржу.
Крепчал мороз.
Мгла клубилась злая.

Дням давно потерян счет.
Снежные метели
Полдень, ночь, закат, восход —
Спутать всё сумели.

Только сумрак ледяной
И всегда нежданный
Голос бури громовой
И удар таранный.

Не изведав, кто поймет,
Как это на деле —
Испытаний и невзгод
Тяжкие недели!

Громыхая и дрожа —
Даже сталь устала! —
Неуклюжая баржа
Горестно вздыхала.

Смерть поймала на крючок
Этот дом плавучий.
Экипаж на волосок
Был от неминучей

Гибели в пучине вод.
Без руля и воли
Наугад баржа плывет,
Как перекати-поле.

Снег прошел в один из дней,
Но, как волчья стая,
Ветры выли всё сильней,
Не переставая.

Иногда из темноты
Появлялись важно
Черноспинные киты.
Как подлодка — каждый.

И акульи плавники
Чаще рядом, словно
Пашню вешнюю плуги,
Вспарывали волны.

Приходилось с каждым днем
Тяжелей ребятам.
Как бороться
С главным злом —
С голодом проклятым!

Никакой тебе еды:
Лишь одна картошка
И подпорченный воды —
Всем на сутки! — ложка.

На друзей глядит Аскат:
Страшно похудели,
Кости острые торчат.
Сколько тысяч лет назад
Парни вдоволь ели!

Потускнели звезды глаз.
Не орлы, живые
Мощи! Их узнать сейчас
Не смогли б родные.

Сели тесно —
Для тепла —
Друг около друга.
«Вроде буря понесла
Нас поближе к югу,—

Сообщил Аскат друзьям.—
Пароходных линий
Много там.
А значит, нам
Пересечься с ними.

Так что, братья,
К нам придет
Помощь непременно...»

Вскоре глянули: идет
Величавый теплоход
С воющей сиреной.

Не заметив, что ему
Подавали знаки,
Скрылся в облачном дыму,
В ураганном мраке.

И нахлынула опять
На ребят кручина.
Вновь сошли —
Спасенья ждать —
В тесную кабину.

И последний был сапог
Выварен и съеден.
А Иван шутил, как мог:
«Лично мне, друзья, пирог
Был бы даже вреден».

А Филипп взгрустнул всерьез:
«Пирогов, наверно,
Нам не будет...»
«Эй, матрос,
Не мотай нам нервы»,—

Возразил ему земляк.
«В центре океана
Отыскать нас —
Не пустяк.
Падать духом рано,—

Поддержал Аскат.— И мне
Здесь неинтересно.
Дома, в дальней стороне,
Ждет меня невеста.

Мы ребята, не трава,
Что под ветром гнется.
Скажем буре: черта с два!
Спасатели найдутся...»

Так старались поддержать
Юноши друг друга...
Потянулись дни опять.
Что ни день, то мука.

Донельзя истощены,
Долгой мукой этой
Не были побеждены
Сыновья моей страны,
Родины Советов.

  IV

Замела окрест зима
Снегом всё раздолье.
Шла с работы Насима
Тропкой через поле.

Холодна и тяжела
Непереносимо
Весть вчерашняя была,
Что погиб любимый.

А давно ли с ним вдвоем
В этом самом поле
Шли они весенним днем,
Радуясь?
Давно ли?

Говорил тогда Аскат:
«Насима, повестку
Мне прислал военкомат.
Жди меня, невеста!»

Было счастье их сердец
Истинно безбрежным!...
Неужель пришел конец
Молодым надеждам?

Насима пришла домой,
Радио включила,
И красавицу волной
Счастья окатило.

Диктор говорил о том,
Как матросов наших,
В океане штормовом
Без вести пропавших,

Спас американский флот.
Выпало отважным
Сорок девять дней невзгод,
Голода и жажды.

Тяжко было на барже.
Но врачи радиво
Лечат их: теперь уже
Ясно — будут живы!

Насима, притихнув, ждет,
Радио настроив,
Скоро ль диктор назовет
Четырех героев!

Прозвучало ей:—Аскат! —
Как гроза весною,
Как торжественный набат
Надо всей землею!

И она, схватив платок,
С радостью нежданной,
Под собой не чуя ног,
Полетела без дорог
К дому Рахимжана.

Прибежала наконец:
«Что, грустя, сидите?
Рахимжан-ага, отец,
Радио включите!»

Просиял воскресший дом,
Позабывший горе.
Шумно, тесно стало в нем
От народа вскоре.

Назавтра дружно,
Тесною гурьбой
Пришел народ
На митинг большой
(Тут и Насима
счастливая стоит...)
Аската мать
С волненьем говорит: -
«Живы парни, я безмерно рада.
Подвиг сына для меня - награда.

Поздравляю матерей
Верных трех его друзей
Со счастливой вестью.
Как единая семья,
Выдержали сыновья
Испытанье с честью.

Слава Родине и всем
Наставникам мудрым,
Девизы мира, дружбы, чьи,
Сына, поддержали,
Когда настал час трудный!

Всем спасибо, кто помог
В горе нашим детям.
Этот помощи урок
Памятен и светел.

Это для любой страны
Дружества наука.
Люди в мире жить должны.
Помогать друг другу.

Так же счастливы тогда
Были бы на свете
Все, как рада и горда
Я в минуты эти».